назад | содержание | вперед

II. Аромат женщины.
Часть куртуазно-лирическая.

Эта улица темная,
эта барышня томная.
Говорит, что бездомная,
но, наверное, врет.
Вся сама обольстительность,
проявляет общительность
и мою нерешительность
направляет вперед.

Полночь. Место укромное.
Я создание скромное
и смущенье огромное
ощущаю вполне:
с незнакомой прелестницей,
страшных бед буревестницей,
целоваться под лестницей,
да еще при луне!..

Прекратить агитацию!
Не хочу и пытаться я,
ведь моя репутация...
Впрочем, вам не понять!
Прекратите быть томною,
шляться улицей темною,
притворяться бездомною
и меня соблазнять!

Раз о розах (и алой, и белой)
я беседовал с Аллой и Беллой.
(Я, замечу, был в юных летах.)
Куковали над нами кукушки;
две красавицы, две потаскушки,
говорили со мной о цветах.

Две подруги в рискованных шортах
говорили о черных и желтых,
а потом о различных других.
Только вдруг - про чулки и колготы,
про услуги (для отроков - льготы),
про возможность их видеть нагих.

"Мне, философу и домоседу,
непривычно такую беседу, -
я сказал, - вместе с вами вести:
в ней для юного сердца отрава!
Мне направо, а вам - не направо,
здесь расходятся наши пути!"

Ибо ведал я с нежного детства,
сколь опасно такое кокетство,
так что лучше пройти стороной,
обходя все подводные рифы:
высоки у красоток тарифы,
ты не справишься с этой ценой!..

И теперь, хоть имею морщины
и другие приметы мужчины,
почитатель любой красоты,
коль увижу прекрасную даму -
вспоминаю возможную драму
и... опять говорю про цветы.

Я с утра нарезал сала,
ведь любимая сказала,
что приедет на свидание со мной.
Я старательно умылся,
я сверхтщательно побрился
и почистил зубы пастою зубной.

Я надел красивый свитер,
я в прихожей ноги вытер,
я задёрнул занавески на окне;
я тоскую в нетерпенье,
но уже скрипят ступени -
ненаглядная стучится в дверь ко мне.

Я разлил по рюмкам бренди,
чтобы модус был вивенди,
чтобы руки от волненья не тряслись.
Обнял милую за талью -
и за сказочною далью
мне открылась восхитительная близь...

Всё допито и доето;
третий день сижу без света;
телефон оборван, в зеркале дыра,
на подушке шкурки сала...
Дорогая не сказала,
что останется со мною до утра.

Ты меня усадила на пуфик,
искушала мое естество,
только все это было мне по фиг -
о любви я не знал ничего.

Ты сидела в роскошном шезлонге,
выставляя красот арсенал,
но меня не прельщали коленки -
ничего о любви я не знал.

Говорила, что мудрый Гораций
так учил нас: "Мгновенье лови!"
Я тебе и воздал бы сторицей,
да не знал ничего о любви.

Но тебе это все не впервые,
ты в амурных делах старожил.
Хоть не знал ничего о любви я,
но попробовать все же решил...

Ты кричала "насильник!", "каналья!",
отбивалась, порыв мой кляня.
О любви ничего-то не знал я,
но любовь наставляла меня.

Так крещенье мое боевое
обратилось тебе же во зло:
пусть не знал о любви ничего я,
только это тебя не спасло!

Девчонка из Китая,
свой город покидая
родной,
не позабудь бикини,
что куплено в Пекине
весной!

Отправишься скитаться -
постылого китайца
забудь:
прекраснее богини
ты кажешься в бикини,
так в путь!

Поклонников, которых
ты встретишь на просторах
степей,
несметные когорты,
но с этими кагор ты
не пей!

Пусть сходит толстый янки
с ума по китаянке,
балбес!
О, скольких на мякине
ты проведешь в бикини
и без!

Когда ж, свинья такая,
обнимет, увлекая
в кровать,
мозгами пораскинь и
скажи, не дав бикини
сорвать:

"Ты стройными ногами
пленился и деньгами
соришь, -
не празднуй же победу:
с тобою не поеду
в Париж!

Коль выйду в содержанки,
что скажут парижанки?
Мерси!
Не пощадят врагини...
Спаси меня, бикини,
спаси!

Я не сниму бикини
в каюте и в кабине
авто,
на зебре, на жирафе
и даже в батискафе
Кусто!

В нем дух мой будет молод:
перенесу и холод,
и зной;
храни меня, бикини,
что куплено в Пекине
весной!"

1.
Пьем коньяк ли, кумыс ли,
на траве, на снегу, -
идентичные мысли
шевелятся в мозгу.

Спим на мягкой постели
или твердых гвоздях, -
что-то ухает в теле,
что-то ноет в грудях.

Я поклонник искусства,
ты не любишь его,
но подобные чувства
не минут никого.

Тот знаток менуэта,
этот жрет ананас,
но чудовище это
пожирает всех нас.

Кто-то любит Шагала,
кто-то любит Дидро;
тот умрет от бокала,
этот выпьет ведро;

кто-то бегает бодро,
у кого-то инфаркт, -
но красивые бедра -
это, знаете, факт!

Будь сосновым поленом,
стань березовым пнем, -
ты пленишься коленом,
будешь грезить о нем!

Не захочешь пол-литра
и плодов кураги -
только пылкого флирта,
только женской ноги!

Ведь любовные игры
лучше всякой игры,
эти стройные икры
нам дороже икры!

Эти стройные ноги
в элегантных чулках
не идут по дороге,
но парят в облаках!

2.
И мужчины стадами
посходили с ума,
но привязанность к даме -
это, знаешь, тюрьма!

Эти темные ночи
завершаются днем,
эти черные очи
не пылают огнем!..

После выпитой сотки
домогался поэт
черноглазой красотки.
Вот дословный ответ:

"Ты меня, черноброву,
не целуй во бору!
Уходи поздорову,
уходи подобру!

Уходи, алкоголик,
ты, наверное, пьян.
Мы, красотки, до колик
ненавидим славян!

Строим глазки японцам,
сунься русский - пошлем!
Не осветим вас солнцем,
не подарим рублем!

Свою честь не марая,
покорюсь лишь мечу:
я хочу самурая,
а тебя не хочу!

3.
И мужчины - как овцы
под ножом у подруг,
а подругам литовцы
полюбилися вдруг.

И, наверное, правы
эти девушки-экс:
там культурнее нравы,
безопаснее секс.

Там не ведают злого,
там озера и лес.
Даже бранное слово
завершится на "эс"!

Только любят все меньше нас
наши русские женщинас!

Юленьке

Твои волосы пахнут кокосом,
сладким фруктом заморских садов.
Я, бывало, прильну к этим косам,
от восторга заплакать готов.

Льется музыка в темпе allegro,
вот оазис, верблюдов приют,
поцелуи влюбленного негра
увлажненным очам предстают.

Этот запах нежнее велюра,
этот запах нежнее, чем шелк.
Вкусно пахнет твоя шевелюра,
в этом я как гурман знаю толк!

Каждый вечер, играю, пою ли,
или бьюсь над упрямой строкой,
ароматные локоны Юли
вновь и вновь мой тревожат покой.

Берег моря. Цветущие пальмы.
Я с тобою у самой воды,
и по берегу движемся вдаль мы,
а волна заметает следы.

Или вдруг заливные луга я
ясно вижу. Июль. Сенокос.
Мы вкушаем с тобой, дорогая,
нашу сельскую пищу - кокос.

Если смотрит любимая косо
или вдруг пересолен обед,
только сочная мякоть кокоса -
панацея от всяческих бед!

За окном непогода и слякоть,
за окном беспросветная тьма...
Но его горьковатая мякоть
по ночам меня сводит с ума.

Я не бродил по улицам Милана,
но в Люблин привели меня дела,
где девушка по имени Светлана
случайно мною встречена была.

Светлана, ты мой люблинский светильник,
ты новый стих в моем черновике...
Пришла и попросила кипятильник
на идеальном польском языке.

Прости меня за лишние детали
(про кипятильник - это я соврал):
все помыслы вокруг тебя витали,
в душе кипел нетворческий аврал!..

Неделю шли дожди, и не сияло
поэту красно солнышко, но вдруг,
по горло завернувшись в одеяло,
ты отворила дверь на робкий стук...

Ну что сказать подобной Афродите?
(Я с малолетства на подъем тяжел.)
Ты бросила смущенное "входите",
я покраснел, но все-таки вошел...

Эти взоры - два луча. Н. Гумилёв

Пролог:

Любовь таить мне от тебя негоже.
Как джентльмен, откроюсь джентльменше:
твои глаза на звёзды непохожи -
звёзд много, твоих глаз - гораздо меньше!

Экспозиция:

Девичьих красот созерцанье,
очей голубых мерцанье,
глаз хлопающих бряцанье
не трогали сердце пацанье.

Завязка:

Но вот, среди чёрной ночи
иль белого дня, короче -
однажды, я встретил очи,
чью глубь описать нет мочи.

Градация:

Я ей уподобить не смею
камелию и камею...
Лишь встречусь глазами с нею -
смущаюсь, дрожу, краснею.

Ретардация и кульминация, переходящие в овации:

Лучи её взоров милых
воспеть рифмоплёт не в силах:
полно эпигонов хилых,
иные ж давно в могилах.
Но кровь закипела в жилах
стихами - и я сложил их.

Развязка:

Читатели-пилигримы
дойдут до книжной витрины:
к эстету попав на смотрины,
поблёкнут сии моноримы;
но очи моей Марины
пребудут неповторимы!

Эпилог:

Вдохновенный труд по ночам
посвящаю этим очам.

Марине

Она как божество небесных сфер,
нездешний ангел, золото в лазури.
Живущий в непотребствах и позоре,
я перед ней - опальный Люцифер.

Идет по жизни, чистоту храня,
не курит, не гуляет в полнолунье,
чем вызывает только вожделенье
у гадкого и грязного меня.

На улицах промозгло и сыро.
На улицах свирепствует поземка.
Меня везет усталая подземка,
но от тоски не спрятаться в метро.

В моем мозгу десятибалльный шторм:
подверженный психической болезни,
я пребываю в дьявольском соблазне
и вижу очертанья милых форм.

Ее живот, затянутый в гипюр,
источник эротической заразы...
А в переходах сладко пахнут розы!
Я плaчу - за отсутствием купюр.

Ее окно. Она еще не спит.
Я слишком редко предавался спорту.
Я слишком часто предавался спирту,
и влезть в окно мне помешает спирт.

Осталось проливать потоки слез,
пустить на серенады строфы Йейтса,
для звонкости - глотать сырые яйца,
рискуя подхватить сальмонеллез!

Над городом вечерняя заря.
В пивнухах - со своею стеклотарой...
Я зря не занимался физкультурой
и в рифмах упражнялся тоже зря!

назад | содержание | вперед