назад | содержание | вперед

VI. Венера во мхах.
Часть мифологическая.

И видит дикий мох на алтарях своих!
Ш. Леконт де Лиль

Я по следу бежал за неведомым духом...
Р. Фрост

Я летел, как Париж под фанерой,
я ее догонял впопыхах;
я бежал за своею Венерой -
и она оказалась во мхах.

Я твердил ей: "Моя Афродита!
Велика надо мной твоя власть!"
А она посмотрела сердито,
снисходительно мне отдалась.

Было зябко. Предутренний иней
серебром разукрасил весь мох.
Я лежал со своею богиней,
настоящий языческий бог.

На рассвете сказала: "Иди ты!
Я замерзла с тобою во мхах!"
Мимолетна любовь Афродиты,
но не нам рассуждать о богах!

На земле - лишь народные массы,
тянут бремя моральных оков;
на Олимпе - Вулканы и Марсы:
у богов не бывает рогов!

Ну, а я в куртуазной манере
набросаю в трехстопных стихах
о себе, о любви, о Венере,
о болотах, лишайниках, мхах...

Июльский полдень, зноем раскаленный.
На берегу два пьяных бурлака.
А в небесах, мифический, зеленый,
летит дракон, глотая облака.

Он видит бурлаков на речке Каме,
потом меня; он улыбнулся мне;
он машет мне своими плавниками.
Славянская красотка на спине.

"Ну, погоди, летучий Казанова,
по-свойски я разделаюсь с тобой!
Твоя прогулка кончится хреново:
я драконьер - небесный китобой!

Так пропадают Тани, Веры, Клавы...
В могиле ты исправишься, горбун!
Россия не бордель, ишак трехглавый!" -
так я сказал и поднял свой гарпун.

Но вдруг решил: несчастное творенье,
твой пасынок, маэстро Сатана!
Сколь тягостно его пищеваренье:
три головы, а задница одна!

Сколь трудно трехголовым, толстобоким,
огромным - не поместишься в кровать!..
Не стоит потешаться над убогим,
тем более - не стоит убивать!

Я вновь спокоен, мне уже не гадко;
устало опускаю острие.
Природа, велика твоя загадка!
Я не обижу детище твое!

С утра я повстречалась с фавном.
Он оказался презабавным,
схватил меня - каков нахал!
Отнес в местечко побезлюдней
и потрудился до полудня,
а пополудни отдыхал...

... так что прежалостно было смотреть и видеть такое множество людей, обратившихся в безоглядное бегство.
Т. Мэлори. Смерть Артура

Брать штурмом неприступнейшую крепость
без пушек, без подкопа, впопыхах,
выказывать бессильную свирепость,
мечтая о поверженных врагах,

лишь для того, чтоб на чужой земле пасть
и даже не остаться жить в веках, -
тактическая слепота, нелепость,
позорный промах в воинских верхах!

Вздыхая о забытых дома женах,
отряд бойцов легковооруженных
идет на приступ, месит грязь и слизь;

скрипят колеса, катятся турусы...
- Куда же вы? Назад! Постойте, трусы!
Смотрите, они первыми сдались!

1
Над прахом дедов и отцов
я клятву принесла
избавить землю от бойцов
известного Стола.

2
Копила ненависть свою
с младенческой поры
и, если надо, перебью
я сотню-полторы.

3
Я испытаю острый кейф,
повергнув Круглый Стол,
заставив их носить мой шлейф,
мой царственный подол.

4
Мой брат Артур пока в чести
на десять миль окрест,
но, где б ни странствовал, в пути
грозит ему инцест.

5
Всю ночь красавицу любя,
он только поутру
найдет в постели у себя
любимую сестру.

6
Мне Гвиневера не страшна:
красу ее очес
затмила юная луна
и Ланселот исчез,

7
другой подруги носит шаль;
в отъезде сэр Гавейн;
ушел в загул Кей-Сенешаль,
пьет в Лондоне портвейн.

8
Их Мерлин старый шарлатан,
хоть речь его как мед;
пускай возьмет его шайтан,
Нинева - не возьмет!

9
А сэр Тристан, мерси боку,
устав от двух Изольд,
поднес холодный ствол к виску
и разрядил свой "кольт".

10
Ушел в поход сэр Персиваль
искать святой Грааль;
домой вернется он едва ль,
но мне его не жаль!

11
Кровь короля, из вены брызнь,
да сгинет властелин!
Никто не даст за эту жизнь
и ржавый эстерлин!

12
Не жаль мне рыцарства оплот,
ведь Англия - тюрьма;
хочу разрушить Камелот,
возвыситься сама!..

13
У образованных людей
сойду за архетип,
как богоборец Прометей
и нежный сын Эдип!

Не читай мне Коран, не Читай!
Лучше смерть или даже маца:
обижает меня Гюльчатай,
открывать не желает лица.

Ты ответь, Гюльчатай, ты ответь:
для чего на тебе паранджа?!
Я по крови своей - не медведь,
я по крови своей - не ханжа!

Ты не дай мне погибнуть, не дай!
Ты зарежешь меня без ножа!
Гюльчатай ты моя, Гюльчатай!
Паранджа ты моя, паранджа!

Но ответа она не дала,
затворилась в соседнем дворце.
Так и ходит моя Абдула
с паранджою на милом лице.

Так томлюсь третий год, почитай,
в позабытой Аллахом стране.
Гюльчатай ты моя, Гюльчатай!
Шаганэ ты моя, Шаганэ!

На западе легла священная столица...
А.Рембо

Вот анекдот. Он вовсе не смешной:
Один поэт ругается с женой.
Все это не закончится добром:
Теперь ее не успокоит бром,
Гавайский ром и даже майский гром.
Не описать ни кистью, ни пером
Неслыханный погром на Рю-де-Ром.
Супруга разрывают пополам,
Покоя нет измученным телам!

С таким житьем уже не воспаришь:
Шумит жена, а за окном Париж,
И вечерами манит Сен-Мишель
Вкушать спагетти, кушать вермишель.
Туда летит голодная душа:
Взять омнибус, умеренно дыша
Духами и туманами "Шанель",
Широким жестом запахнув шинель,
Забыть про все, уехать на Бульмиш!
Любой шансон, да хоть "Шумел камыш..."
Шарманщик Жан споет за десять су,
Споет, поковыряется в носу...
Ах, милый Жан, по-нашему - Вано...
Там доброе анжуйское вино,
Бравурный марш гремит на весь бравур,
Там Азнавур, и даже Бонивур:
Он говорит "банзай!", а не "бонжур!",
Свою тужурку носит он тужур.
На лампах там трехцветный абажур,
Короче говоря, сплошной ажур!

Во Франции весна, в Париже март.
По-прежнему шумит бульвар Монмартр,
Вот холм Монмартр, а вот и Сакре-Кер,
Поодаль распивает свой ликер
Парижский бомж (по-ихнему - клошар),
А в небесах парит воздушный шар...
А по реке плывет поэт Рембо
С Верленом на понтоне Мирабо:
Бобо мертва, и у него бо-бо!
Друзья, не зарекайтесь от сумы,
Тюрьмы, а также чтения Дюмы,
Но во сто крат милей читать Рабле,
Гуляя по ночному Фонтенбле!
Ночь. Тишина. Но мир еще не пуст:
Свои владенья объезжает Пруст.
Он пишет книгу, даже не одну,
И так живет - у времени в плену.
Летит фиакр - четыре колеса:
Венсенский парк, Булонские леса.
За ним фигура: "Подождите! Эй!
Я с вами, я Эрнест Хэмингуэй!"
Марсель в ответ: "Вот редкостный нахал!
Хэмингуэй? Не знаю. Не слыхал."
Вот некий парк, а вот какой-то сад,
Бастилия, а там маркиз де Сад,
Эмиль Золя с четою де Гонкур:
У них литературный перекур;
Тургенев и Полина Виардо
Томятся в ожидании Годо.
Идет-бредет зловещая Саган,
У ней крупнокалиберный наган;
Неустрашима, словно Микки Рурк,
Бесстрастна, словно опытный хирург,
Изящна, словно вакуумный аборт.
Грохочут каблуки ее ботфорт,
Химический заточен карандаш -
Она тебя возьмет на абордаж!
Она идет, красотка Франсуаз,
В зубах - полуметровый "голуаз"...
А поутру выходит на пленэр
Артист пера, Гийом Аполлинер.
Взирает на Париж, и видит он
Дом Инвалидов, то бишь Пантеон.
Хотел писать, да мучает строка -
Валяет ваньку, то бишь дурака.
Не совладав с коварною строкой,
Аполлинер уходит на покой.

Но дальше! Сена - это не фураж,
Скорее, поэтический мираж.
По вечерам на этих берегах
Красотки на пленительных ногах
Чаруют состоятельных мужчин.
Те поддаются, и не без причин.
Тех покупают, этих продают;
Дают французам, русским не дают, -
Вот эскадрилья бабочек ночных,
Когорта парижанок коренных.
Сожги себя дотла, коль ты пиит:
Красотки были, можно и в Аид...

- Так ты пиит?
- Да ну меня к чертям!
На Рю-де-Ром лежать моим костям!
Полцарства за ковчег, но я не Ной,
И мне уже не справиться с женой!

На свете бедный рыцарь,
как говорится, жил,
убогой той дыры царь
и местный старожил.

Имел свою святыню:
поверил навсегда
он в белую богиню
и черного дрозда.

Внимая менестрелям,
он знал про чудеса,
но предпочел их трелям
иные голоса.

О белой той богине,
о черном том дрозде
он где-то по латыни
прочел. Вот только где?

Читал, а где - не помнит,
о чуде таковом -
библиотечных комнат
шесть в замке родовом.

Он вновь предался чтенью,
хоть этот труд тяжел,
охотился за тенью,
да так и не нашел:

в переплетеньях фабул
терялся его мозг,
средь пыльных инкунабул
он таял, словно воск.

Пергаментные свитки
и толстые тома
штудировал в избытке
и вот - сошел с ума.

Извилины раскисли,
ослаб пытливый дух
и помутились мысли,
но обострился слух.

Невероятный случай:
забыл премудрость книг,
но в таинства созвучий
до глубины проник.

Бродил по миру в шорах
безумья своего,
но слышал каждый шорох,
и более того!

Он слышал листьев трепет
и шепот тростника,
ребенка первый лепет,
ворчанье старика.

Гуляя без котурнов,
он научился сам
мелодиям ноктюрнов
и птичьим голосам.

И вот, попав однажды
в чудесные края,
он, утоляя жажду,
склонился у ручья

и чью-то благостыню
почувствовал тогда:
он белую богиню
и черного дрозда

услышал недалече,
лишь руку протяни!..
Час от часу не легче -
не узнаны они!

Он слушает обоих,
да мыслей ход коряв.
Ему признать слабо их,
рассудок потеряв.

Умолкла песнь богини,
умолкла трель дрозда,
и нет уж их в помине,
исчезли без следа...

Где нынче та богиня
и тот волшебный дрозд,
где бедный рыцарь ныне?
Вопрос, увы, непрост.

Беспечным мальчишкой на свете я рос
и долго не знал, что такое вопрос.

Но вспыхнуло лампою в сто киловатт:
"кем быть?" и "что делать?", и "кто виноват?".

Себе я сказал: о душе порадей,
ума наберись у разумных людей!

Я хату покинул, пошел в институт,
но умных людей мне не встретилось тут.

Ходил по святым и по злачным местам,
но умных людей не встречал я и там.

С котомкой прошел я и город, и весь,
но умных людей я не встретил и здесь.

Я лег на распутье, смертельно больной,
но умные люди прошли стороной.

Лежал я в могиле у края земли,
но умные люди туда не пришли.

Душа отлетела, достигла небес -
и только тогда завершился ликбез.

Мной вчера на беду
литр водки был выпит,
и в глубоком бреду
посетил я Египет:

Обозрел всю страну,
искупался в самуме
и увидел одну
из прелестнейших мумий;

королеву гробниц
в вековечном бальзаме,
опахала ресниц
над пустыми глазами.

- Ты лежишь во гробе,
и сейчас - как живая,
расскажи о себе,
ничего не скрывая.

Саркофаг одинок
и любовник вдали твой,
у астартиных ног
замирает с молитвой.

От былого греха
не избавил гример твой:
хороша иль плоха,
ты останешься мертвой.

Рассыпались дворцы
под напором ненастий,
уходили жрецы
позабытых династий.

Жизнь - веселый галдеж,
немота в эпилоге.
Никуда не уйдешь
от простых аналогий!

Впереди только та,
что не слушает жалоб;
все на свете - тщета,
и удрать не мешало б;

по знакомой стране
прогуляться пешком бы,
улыбнуться луне
и уйти в катакомбы!
_______

Был разбужен с утра
я звонком телефона:
позвонила сестра
одного фараона.

Я подумал: "Хана!
(Русофилы, простите!)
Если будет жена,
назову Нефертити!"

Юмор жизни остер,
мир - забавный театр:
проиграет актер,
победит психиатр!

Мифическая героиня -
Лицо без возрастных примет.
И.В.Гете

... лоб напряженно морща, что-то припоминая.
Ч.Милош

Комета Галлея летит, ни о чем не жалея,
и только зеленое море поет под крылом.
Таежный роман и его персонаж - Лорелея,
пристанище горестных дум об ушедшем былом.

Лесная красавица, нимфа, нимфетка, дриада,
ты сердцу поведай, о чем промолчала тайга:
шепни про смолу из котлов многоиглого ада,
про реку Угрюм и крутые ее берега.

Скажи не таясь, отчего не осталась на Рейне,
его променяв на дремучие эти места?
Проходят века, но все так же не знает старенья
пленительной девы погибельная красота.

Не знает старения нежная белая кожа
и тонкие руки, и эта тугая коса,
и дивные очи, чья прозелень очень похожа
на дикие травы, на хвойные эти леса.

Воистину нет на тебе ни единой приметы
коварного времени - бабушки с острой косой!..
Глубокою ночью по небу летают кометы
и юная дева по холоду бродит босой.

Печальная девушка бродит по миру босая,
а где-то у Рейна скитается грустный скелет,
роняя слезу из глазницы и локти кусая,
вздыхая о ком-то забытом за давностью лет.

назад | содержание | вперед