назад | содержание | вперед

IV. Каннибал.
Часть гастрономическая.

Целый мир удерживаю в страхе я
легким мановением руки;
убегают, охая и ахая,
куклукскланы и большевики.
Бой быков, коррида, тавромахия,
матадоры, пики и клинки,
черная и всяческая магия,
людоедство и антропофагия
предо мною - просто пустяки!

Тучею над миром я навис.
"Мафия бессмертна!" - мой девиз.

Стоит мне спустить курок,
ты заснешь, как тот сурок!
Наш закон
таков
испокон
веков!

Ничего не должен Каиафе я,
не стирал я Ироду носки;
над могилой Сфинкса - эпитафия:
"Все вопросы для меня легки!";
в офисе Пилата - фотография:
гордый профиль, с сединой виски
и автограф мой. (Читайте - "мафия",
вопреки законам орфографии,
всем иносказаньям вопреки!)

Тучею над миром я навис.
"Мафия бессмертна!" - мой девиз.

Стоит мне спустить курок,
ты заснешь, как тот сурок!
Наш закон
таков
испокон
веков!

Убивает людей просто так,
убивает, потом расчленяет.
Г. Кружков

В горячих пустынных песках,
в холодном сибирском снегу
гуляю с ножом в руках
и вас обидеть могу.

Бизонам ломаю рога,
гроза морей и лесов;
и если вам жизнь дорога,
заприте дверь на засов!

Трепещут пещерные львы,
дрожит саблезубый тигр:
когда я иду на вы,
им всем не до брачных игр!

Тарзан и его родня,
что ходит в одежде "ню",
расскажут вам про меня,
шепнут про мое меню.

Когда наступает обед,
за вилкою лезу в карман:
я страшный злодей-людоед,
разбойник, садист, наркоман!

Я граблю морские суда
и даже речную баржу.
При этом не знаю стыда
и в церковь совсем не хожу.

Я многих людей погубил,
сожрал и скелет закопал;
не то чтоб врожденный дебил,
а просто злодей-каннибал!

Бывало, большой караван
ограблю и всех порешу,
а после ложусь на диван
и долго курю анашу.

Беру одноразовый шприц,
укол - и пошел процесс:
во сне я прекрасный принц,
любимец юных принцесс.

Во сне я совсем не злодей,
отнюдь не головорез -
во сне я люблю людей
и свято верю в прогресс!

Во сне я немножко гей,
но знаю и слабый пол;
во сне я смотрю хоккей,
когда не идет футбол;

во сне я имею семью,
жену и троих детей,
а если спиртное пью,
то только в кругу гостей;

во сне я пишу стихи
про рыжик и белый гриб;
во сне я не ем ухи,
поскольку жалею рыб;

я пью перед сном "нарзан"
и сплю до начала дня...
Бизоны и голый Тарзан
всю ночь не боятся меня.

Он:

Я тебя всё равно распилю,
погублю твою жизнь молодую.
Стисну зубы, глотая соплю,
вытру слёзы - потом четвертую.

На ладонь намотаю косу
и оставлю лежать у колоды,
самый лучший топор принесу -
гильотина выходит из моды.

Буду долго высасывать мозг
и до капельки выпью в итоге.
Доктор Кио откроет киоск -
хороши из красоток хот-доги!

Разорву, раскрою, расчленю,
распатроню и просто зарежу!..
Я - гурман. Жаль, такое меню
я встречаю всё реже и реже.

Она:

Я сама тебе лягу под нож,
нарядившись красиво и модно.
Четвертуй, обезглавь, обезножь,
обезручь, обезвсёчтоугодно!

Я уже на алтарь твой легла,
всё тебе отказав в завещанье.
Пусть любимая бензопила
зарычит для меня на прощанье!

Завоплю от восторга "банзай!",
мигом сброшу телесные гири!
Растерзай же меня, растерзай!
Я хочу от тебя харакири!

Повезут в погребальных санях...
Ах, прощай, моя жизнь, моя лайф, моя био!
О Кио, Кио,
о мама миа,
потерпи, я прибуду на днях!

У церкви стояла карета...

Я леди Макбет Мценского уезда.
Мой суженый махновец и кулак.
Карета у церковного подъезда
была, чтоб отвезти его в ГУЛАГ.

Он вздумал меня гладить против шёрстки,
но жизнь не пощадила дурака:
он прятал хлеб во время продразвёрстки,
а я возьми и ляпни в губчека.

Его забрали сразу после свадьбы,
но мне не жалко - Боже упаси!
Так им и надо, гадам! Эх, узнать бы,
кому ещё вольготно на Руси!

Есть у меня и телефакс, и телекс,
есть офис с белокаменным крыльцом...
Я родилась железная, как Феликс, -
благодаренье матери с отцом!

Мой папа был советский бронепоезд,
а дедушка буржуйский паровоз:
он ананасы до сих пор в депо ест,
а я в них подсыпаю дихлофос.

Я родилась в шотландском тёплом пледе,
среди цистерн с бензином и канистр;
а мама, металлическая леди,
в те времена была премьер-министр.

Но мне плевать, ведь я уже не Тетчер,
и сытого голодный не поймёт...
Я уезжаю. Барышня! Диспетчер!
Пришлите на тачанке пулемёт!

Что день грядущий мне ещё готовит?
Чего случится на моём веку?
Кого с моей подачи переловят
ребята в пыльных шлемах из Баку?

А знаете ли, совиное племя, отчего луна так ярко светит?
Оттого, что там жгут рога обманутых мужей.
Алоизий Бертран

... и ... рога запрокинув на плечи...
С. Гандлевский

Я ее ожидал до утра
на весеннем роскошном лугу,
но любимая слишком хитра
и мамашу имеет каргу.

Не услышать влюбленного зов
посреди гробовой тишины,
запереть свою дверь на засов
и смотреть черно-белые сны!

Затвориться на целую ночь
в этом доме разбитых сердец!
Понимаю, послушная дочь,
и виновен, конечно, отец.

Я хотел показать ей луга,
золотой хоровод светлячков,
но любимая слишком строга,
ее девичий нрав не таков...

А луна - как трехмачтовый бриг.
(Извините, конечно, фрегат.)
Ихний дед - престарелый комбриг
и, признаться, порядочный гад.

По натуре своей большевик,
караулит с винтовкой в саду,
холостыми стрелять не привык...
Я туда ни за что не пойду!

Наблюдая за домом-тюрьмой,
не продвинусь вперед ни на пядь.
На рассвете плетусь я домой,
на закате - на вахту опять.

Иногда забываю поесть,
по твоей, дорогая, вине!
А однажды кошмарную весть
я услышал в пророческом сне.

Просыпаюсь в холодном поту:
у тебя на примете другой,
и хрустальную нашу мечту
он попрал волосатой ногой!

Обаяв легковерную мать,
он внушил уваженье отцу,
а комедию эту ломать
подлецу, безусловно, к лицу!

Он готов хоть сейчас под венец,
он-то знает конечную цель,
он дождется, когда, наконец,
впереди замаячит постель.

Он не выпустит счастье из рук,
принимая решительный бой:
наречется "законный супруг"
и задремлет, довольный собой...

Вот тогда отомщу я вполне
и с мерзавцем я счеты сведу:
буду к ней приходить при луне,
торжествуя у всех на виду!

Я сполна свое счастье верну,
поражу из засады врага:
пусть повоет, подлец, на луну,
запрокинув на плечи рога!

Не оживляй меня без нужды,
позволь спокойно умереть!
Клянусь, что, умерев однажды,
тебя не потревожу впредь.

Клянусь, что больше не нарушу
ваш рай в семейном шалаше;
позволь ей вылететь наружу,
моей измученной душе!

Не брошусь в плач, мне слезы чужды,
не брошусь в крик, не брошусь в лай -
не оживляй меня без нужды
и без нужды не оживляй!

Пошто мне тело ковыряешь?!
Не смей! Не трожь! Не трогай!.. Шо?!
Так ты меня не оживляешь?
Вот так! Спасибо! Хорошо!

Ты носила колготы
непременно с ликрой,
но во время икоты
подавилась икрой.

Ты меня не жалела,
показала мне шиш,
но теперь околела,
без дыханья лежишь.

Ты была бессердечна,
но за то и люблю:
я сижу в Молодечно
и роняю соплю;

не штудирую хинди,
не парю в облаках -
твоя девочка Синди
у меня на руках.

Вечерами красотки,
интригуя повес,
надевают колготки,
кто с ликрою, кто без.

Ходят шумной толпою,
выбирай из меню!
Хороши, но с тобою
ни одну не сравню!

Я затылок обрею,
затеряюсь в миру,
подхвачу гонорею
и, наверно, умру.

Так, без крика и писка,
кончу жизнь в бардаке;
а в кармане - записка
на родном языке:

"Ни о чем не жалею,
умирал, как герой.
Если вдруг уцелею, -
накормите икрой!"

"Волга, Волга, мутер-Волга,
Волга, русская река!
Мне барахтаться недолго,
я не вырвусь из мешка!

Утопаю кверху рожей!..
У тебя суровый нрав.
Я была такой хорошей -
нет, любимый, ты не прав!

Беззаботно и игриво
утром выйдет пастушок
и у самого обрыва
обнаружит мой мешок.

Он стадам пастись прикажет
по-над речкой голубой,
улыбнется и развяжет
узел, стянутый тобой.

Стадо жалобно заблеет,
слезы брызнут из-под век;
и подпасок пожалеет,
он хороший человек."

Разорвалась селезенка.
Тело всплыло у буйка...
Песня жаворонка звонко
уносилась в облака.

4 октября 1993

Замер тайм по вине арбитра,
рефери остановлен бокс,
дирижёр замер у пюпитра,
а паровозу не дали кокс.

Не идёт к нам с войною кайзер,
пятый год в мире нет зимы...
Все стоит, только "энерджайзер"
будет работать дольше, чем мы.

Позорные лесные санитары
выходят на охоту втихаря.
Овечьи златорунные отары
не чувствуют опасности, а зря!

Назавтра, став законною добычей,
предстанут перед хищником стада,
чтоб умереть, как им велит обычай,
встречая смерть без гнева и стыда.

Наивные, оставьте упованья:
недолговечен хрупкий организм
заложников борьбы за выживанье
на том балу, где правит дарвинизм!

Друзья, не зарекайтесь от больницы,
где скальпель - милосердия удар,
когда в последний раз к тебе склонится
стерильно-белоснежный санитар.

назад | содержание | вперед